АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ всегда горазд на двусмысленные шутки и непопулярные суждения. PLAY поговорил с лидером группы «СПЛИН» о монархии, авторитаризме, поэзии, кривых размерах и рождении у него сына Леонида.
-
В последнее время у тебя все новое. Новый состав группы, новый альбом
«Раздвоение личности», новая жизнь, наконец. Скажи, как на тебя
повлияло рождение сына?
- Я теперь вообще не играю на гитаре дома, уже несколько месяцев.
Перестал играть, перестал писать песни - нет ни секунды на это, да и
желания особого тоже нет. Зато на репетиции прихожу с удовольствием –
ответственность спадает, сразу забываешь про все. А домой
возвращаешься, и там уже не до музыки. Но это хорошо, потому что до
этого я десять лет жил одной и той же жизнью: каждое утро просыпался и
писал песни. Так вот сменить образ жизни – уже неплохо. - То есть, будучи отцом, ты не написал еще ни одной песни?
- Ни одной. Причем последняя песня «Ковчег» была написана, когда я
отвозил жену в роддом. Ее нет на альбоме - мы ее даже успели записать,
но она пока сыровата. - Какими людьми, событиями и явлениями инспирирован новый альбом?
- Да так, текучкой, какой-то бытовухой, какими-то реалиями. Все, что
происходило, сразу выливалось в песни – в этом смысле ничего нового. Но
я считаю, что по сравнению со всеми предыдущими альбомами мы сделали
гигантский качественный скачок. На уровне сочинительства, может, и
немногое изменилось, зато в группе появился новый барабанщик, а главное
– новый гитарист! Вадос (Вадим Сергеев, до недавнего времени игравший в «Сплине» на бас-гитаре - прим. PLAY)
сыграл на альбоме все басовые партии - и все гитарные. Мы его и в
группу когда-то брали в качестве гитариста, ну а сейчас он сыграл
настолько здорово, что второго такого гитариста мы бы явно не нашли. - На альбоме есть несколько очень странных для привычного всем
«Сплина» песен. Песня про футбол, например, или вот «Праздник» - это вы
в шутку или всерьез?
- Любая песня – это всегда и всерьез, и в шутку. Хочется же самого себя
удивлять – а тут в голову приходят такие риффы и такие тексты, и ты сам
от них немедленно офигеваешь и уже знаешь, что и группа офигеет.
Чуваков ведь тоже надо удивлять, иначе им станет скучно играть, а это
очень плохо. А песня про футбол, «Матч» - это такой оптимизм, который
из меня иногда вырывается – видимо, я отдыхаю на подобных песнях. - Есть еще песня «Маяк» на стихи Маяковского. Как ты умудрился выучить текст? По-моему, это дико сложно.
- Ничего сложного: распечатал, положил перед собой, выучил. У меня уже
был этот рифф, вся эта структура песни и текста, но я не знал, о чем
писать, вообще не мог понять. А потом проштудировал текст Маяковского и
понял, что песня на него один в один ложится - по всем размерам, по
строчкам, по переходам из мажора в минор, из минора в мажор. Просто
чума. - Но к песне «Сын» отношение, наверное, все же особое?
- Ну, когда делаешь УЗИ, узнаешь, что у тебя будет мальчик – конечно,
определенные чувства накатывают. К тому же, если уже известна будущая
дата. Сидя весной, написать осеннюю песню – очень круто мысленно
перелететь через лето. - И, наконец, новый состав. Что за люди теперь с тобой играют?
- Нового басиста зовут Дима Кунин. Это друг барабанщика Леши
Мещерякова, они были ритм-секцией в трех группах до нас. Они друзья,
они сыгранные, у них юморок свой: вошел к нам человек – и как будто
всегда здесь был. Мы с ним впервые репетировали полгода назад: в три
часа дня дали ему диск с четырьмя песнями, а в семь вечера он пришел и
все сыграл – спокойно, как ни в чем не бывало. Я и стиль его игры
назвал – «как ни в чем не бывало». - Полгода вы играли вчетвером. Понравилось?
- Да, мы играли в бардовском таком составе: я на акустике, Вадос на
басу, барабанщик, клавишник. Никаких аранжировок, все просто: аккорды и
аккорды – масса групп так играет, и нормально. Но Вадос столько всего
напридумывал на этом альбоме, что пришлось такую вот рокировку сделать.
Сами виноваты. - Кажется, в процессе работы над каждым альбомом «Сплина» находится человек, берущий инициативу в свои руки.
- Да, каждый раз какой-то человек просыпается и начинает мочить вещь за вещью. На альбоме «Новые люди» Кольки Ростовского (клавишника группы – прим. PLAY) вещей дофига. - С чем связаны постоянные изменения в вашем составе?
- С жизнью. Люди приходят, люди уходят, вот и все. - Есть мнение, что ты как лидер группы довольно авторитарен.
- И да, и нет. В каких-то вопросах я действительно давлю, а в каких-то
отступаю. В важных для себя вопросах буду давить обязательно. - С экс-музыкантами «Сплина» отношения поддерживаешь?
- Нет. - Почему? - Ну, тут явные нестыковки между людьми. Не сошлись в группе – так с чего это мы вдруг будем общаться потом? - Но вот, например, с Яником Николенко (бывшим флейтистом и бэк-вокалистом группы – прим. PLAY) вы вроде бы были друзьями?
- Нет, большими друзьями мы не были - да и конфликта особенного не
было. Это скорее трагедия - когда внешне все вроде действительно
нормально, а люди все равно расходятся по каким-то причинам. На самом
деле, в случае с Яником это было расхождение в стилистике. Послушать
«Сплин» и послушать «Эдипов комплекс», явно же первая группа с
отрицательным знаком, а вторая - с положительным, сплошной мажор и
позитив. Но это не значит, что изменения в составе будет продолжаться
всю жизнь. Сейчас все профи, никому ничего не надо объяснять, ни-ко-му. - Новая пластинка - всегда лучшая в истории группы? - Да, конечно. И я так смотрю, что мы никогда не отступали назад. Могли влево шагнуть, как с «Альтавистой», но не назад. - Почему альбом «Альтависта» так и остался единственным
выбивающимся из дискографии группы серьезным экспериментом? Что вас
тогда смутило – реакция публики, плохие продажи?
- Во-первых, мы, как и любая другая русская группа, не зависим от
продаж альбомов. Мы сразу продаем права, получаем всю сумму, все
остальное - проблема издателей. Мне называли какую-то цифру, связанную
с тиражом «Реверсивной хроники событий», но я до сих пор не понимаю,
хорошо это было или плохо. Для меня «Альтависта» совершенно не выпадает
из общего ряда. Я помню, что для «Гранатового альбома» последними по
хронологии вещами были дописаны «Джим» и «Мария и Хуана», и вот мы
сидели над этой песней и вертели ее концовку – оперную певицу туда
подсовывали, еще что-то. И меня так вставило, что я продолжил писать в
этом же стиле – длинную, мажорную «Альтависту». Да, альбом
экспериментальный, там куча кривых размеров, но кое-что оттуда
перекочевало потом и в «25-й кадр», а многие из тех идей до сих пор
гуляют в голове. - «Раздвоение личности» звучит довольно традиционно – музыка рок не без прикрас, но и без особых причуд.
- Ну вот песня «Лепесток» – экспериментальная, с наикривейшим размером.
Многие песни состоят из нескольких частей, гуляют из тональностей в
тональность, до фига всего разбросано. В целом – да, все традиционно,
мы со звукорежиссером как раз обсуждали, что это звучит как типичные
70-е годы. Рок-состав, безо всяких обработок и красивостей, максимально
живое исполнение - мне это всегда жутко нравилось. - Мне кажется, что группа «Сплин» - последняя в русском роке
единица, собравшая довольно внушительное, но нестыдное при этом
сообщество поклонников.
- Я не понимаю, есть у нас поклонники или нет. Я их в глаза не вижу, но
всегда вижу полные залы – вроде, есть поклонники. А по улицам хожу
спокойно – значит, нет поклонников (в
этот момент Александр Васильев до боли напоминает объясняющего, в чем
сила и за кем правда, героя Сергея Бодрова из «Брата-2» - прим. PLAY). Ко мне иногда заходит барабанщик группы «Бивни», всегда в жутком состоянии - вот он всегда хочет общаться. - Если бы группа «Сплин» начиналась сегодня, а не в 90-х, ей
было бы проще или сложнее? Что действительно изменилось за эти десять с
чем-то лет?
- Я думаю, было бы то же самое. Ты же сам говоришь, что в русской
музыке - дефицит новых имен. Значит, когда появляется что-то
существенное, стоящее, интересное – за него должны хвататься и рвать на
части. А что изменилось? Хрен знает. Растем, живем, взрослеем, стареем,
обзаводимся семьями. Жизнь идет. - А как насчет страны, в которой ты живешь? Что нравится, а что – нет?
- Мне нравится, что открылись границы, что нет господствующей
идеологии. Есть определенный хаос, есть определенные перекосы, но они
неизбежны. И в целом все это мне скорее нравится, чем не нравится. - О встрече с Сурковым будем разговаривать? - Давай поговорим. - Скажи хотя бы, что это было. - Это был глюк! Просто глюк, причем у всех. Я вообще не понял,
что это и зачем. Вот было поколение поклонников русского рока, и вот
оно выросло, а люди из него появились в президентской администрации. И
вот они там появились и думают – надо же как-то помочь тем людям, на
которых они выросли и которые несут реальную культуру в массы. - Так весь разговор был о помощи? А в памятной формулировке
Артемия Троицкого, «дрессированные говнорокеры кардинала Суркова»,
правды что же, совсем не было? - Ну, это другая линия, параллельная. И она не оттуда идет, и
мы к ней отношения не имеем. Лучше быть коммерческой группой – как это
здесь принято называть, в уничижительном смысле, – чем партийной
группой, которая живет за счет партии. Вот эти группы настолько х…вые,
что они сами не в состоянии собрать зал, как-то еще себя обеспечить,
поэтому им приходится лизать жопу партии. - В 1996 году группа «Сплин» ездила в тур «Голосуй – или
проиграешь» в поддержку Ельцина. Если бы нечто подобное было возможно
сейчас, вы бы приняли в этом участие?
- 1996 год – это ситуация, когда было два лагеря, и выступать за тот
лагерь, который тебе сильно больше нравится, совершенно не западло.
Если сейчас кто-то станет драться между собой, это будет явно другое.
Тогда были Зюганов с откатом в советское прошлое и Ельцин - пусть это и
пьянство, и мафия, и все дела, но это было лучше. Лучше опасная
свобода, чем безопасная тюрьма. Сейчас я не ощущаю давления ни на себя
как человека, ни на себя как художника – и особого давления на общество
тоже не вижу. Естественно, есть перекос в сторону мафии, которая
управляет страной. Ну а что вы хотели? Мафия всегда управляла всеми
странами. У кого бабло, тот и правит. Ну и пусть себе правит. 30 лет
назад коммунисты явно мешали жить, потому что не давали проводить
концерты. Сейчас мне никто не мешает. - Но есть, например, уничтоженная на корню независимая пресса. - Опять же, что вы хотели от власти? Чтобы она сидела и
смотрела, как на нее бросаются? Люди, которые идут с деревянным
клинком, должны догадываться, что они получат по голове. - Либеральные ценности – не для русских?
- А я не поклонник либеральных ценностей, демократии и так далее, я
вообще за абсолютную монархию. Я считаю, что идеальный вариант 2008
года – это если Путин разделит власть между двумя своими дочерями.
Главное, чтобы как у Шекспира в пьесе «Король Лир» не получилось. А так
пусть власть передается из поколения в поколение, пусть народ любит
императоров и императриц, а они пусть знают, что им не надо бороться за
свое место и с кем-то конкурировать. Вся власть в ваших руках – так
сделайте людям хорошо, постройте им страну, государство, королевство,
елы-палы. - Почему русским рок-музыкантам, в отличие от их западных коллег, нет никакого дела до политики и «социалки»?
- Потому что у тех, кто в это лезет, нет других проблем. Вообще, это
личное дело каждого. Я вот не хочу и не лезу. Понимаешь, в подобных
компаниях всегда слишком много левых людей и левого общения. Все вот
эти активисты, с идеологией, с целью в жизни – очень надоедливые люди.
Мрачняк полный. - Лучше расслабиться и получать удовольствие?
- Конечно! Зачем защищать животных – может, лучше их не убивать? - А какие ты книжки читаешь?
- От художественной литературы я давно устал. Я не могу чужие глюки
читать – у меня своих полно. Поэтому если у меня дома лежит книжка, то
она наверняка очень реалистичная - скорее всего, какой-нибудь
справочник. - То есть, если выходит новый роман, допустим, Пелевина, тебе он вообще не интересен? - Я сразу залезаю в сеть, выхватываю два абзаца, все понимаю –
большое спасибо автору. Я в детстве начитался всего, и мне этого багажа
пока хватает. - А багажа музыкального?
- То же самое – я давно перестал ходить в магазины и покупать
пластинки. Кого покупать, Arctic Monkeys? Я их в сети выкачал – все
понятно, ничего интересного. Гораздо интереснее качать старых The
Residents или слушать сетевые авангардные станции. Все, что меня в
последние годы действительно вставляло, отражено на «РХС» в виде
сэмплов и инструменталов – следующий альбом будет таким, как все вот
эти штуки. Есть уже четыре новые песни. Скоро у нас будет студия в
Питере – собственная, компьютерная, – и возможностей у группы будет в
500 раз больше. Мы все время писались в Москве, а это все-таки сильно
ограничивает – по времени, по деньгам, по уюту. - Как ты себя чувствуешь, когда тебя называют поэтом?
- Это всегда происходит в дико пафосной обстановке, и почему-то эти
призы всегда вручают спортивные комментаторы, от чего абсурд ситуации
увеличивается в десятки сотен раз. Чаще всего хочется провалиться
сквозь землю, или напиться и упасть без памяти, чтобы всего этого
позора не помнить. В Москве это еще умеют обставить так, что ты себя
чувствуешь скорее обо…анным, чем награжденным. - Но русская поэтическая традиция тебе в целом близка?
- Естественно, где-то вплоть до «Коллекционера» все мои песни - это
впечатления детства и юности; то, чего нахватался и перевариваешь,
выбрасываешь наружу, еще не особенно контролируя. Начиная с
«Гранатового» все стало куда осмысленнее. Вообще, на сегодняшний день я
обожаю весь русский классицизм – всех Пушкиных, Лермонтовых,
Баратынских, Батюшковых, Вяземских, Тютчевых, Фетов, потому что они все
писали очень просто, в реалистичной манере. Я не люблю Серебряный век,
за исключением Хлебникова и чуть-чуть Белого, потому что они напыщенные
пижоны, и для них все это было скорее хобби, нежели отсутствие выбора в
ситуации, когда человеку действительно дан поэтический дар и он
строчит, не соображая. Ну а потом, после революции, главные вехи и
сильнейшие поэты – это Цветаева и Бродский. - Ты скорее музыкант или скорее сочинитель?
- Я не музыкант совершенно, я именно что сочинитель, и больше всего мне
нравится писать песни. Дальше все же идет какая-то работа – репетиции с
группой, и так далее. Наибольшее удовлетворение приходит, когда песня
написана, а не когда она отрепетирована и записана. - Я это вот к чему – из раза в раз твои демо-записи звучат куда круче, чем студийные версии этих же песен.
- С этим мы всю жизнь сталкиваемся. Человек, сначала услышавший демо, а
уже потом альбом, обламывается всегда, хоть ты тресни. Он эту песню
услышал такой, она его зацепила, он привык к интонациям, ко всему –
обычная история. Бывало, да, что на демо все супер, а на пленке
почему-то нет. Но сейчас мы эту разницу устранили, по-моему. Все, что
на альбоме, явно лучше, чем на демо. - Ты можешь сказать, что сейчас находишься в ладу с самим собой?
- Я не хочу находиться в ладу с самим собой. Я думаю, что после смерти
это наступит автоматически, даже стараться не надо. Я хочу ощущать
жизнь целиком, когда тебя швыряет от «минуса» к «плюсу». - Спокойствие – смерть?
- Да.
-
В последнее время у тебя все новое. Новый состав группы, новый альбом
«Раздвоение личности», новая жизнь, наконец. Скажи, как на тебя
повлияло рождение сына?
